Сейчас я не могу сказать, что именно, но в его облике меня что-то привлекло. Старотипный плащ, фасона 1965 года, на нем не было места, которое было бы не зашито. Но этот заштопанный и перештопанный плащ был чистым. Брюки, такие же старые, но до безумия наутюженные. Ботинки, начищены до зеркального блеска, но это не могло скрыть их возраста. Один ботинок, был перевязан проволокой. Я так понял, что подошва на нем просто отвалилась. Из- под плаща, была видна старая почти ветхая рубашка, но и она была чистой и наутюженной. Лицо, его лицо было обычным лицом старого человека, вот только во взгляде, было что непреклонное и гордое, не смотря ни на что.

Я подошел к базару. Перед входом, стояла огромная корзина с очень красивыми весенними цветами. Это были Мимозы. Я подошел, да цветы действительно красивы.
- А кто продавец, спросил я, пряча руки в карманы. Только сейчас, я почувствовал, какой ледяной ветер.
- А ты сынок подожди, она отошла не на долго, щас вернется, сказала тетка, торговавшая по соседству солеными огурцами. Я стал в сторонке, закурил и даже начал чуть улыбаться, когда представил, как обрадуются мои женщины, дочка и жена. Напротив меня стоял старик.

Сегодня был праздник, и я уже понял, что дед не мог быть не бритым в такой день. На его лице было с десяток порезов, некоторые из них были заклеены кусочками газеты. Деда трусило от холода, его руки были синего цвета…. его очень трусило, но он стоял на ветру и ждал.
Какой-то не хороший комок подкатил к моему горлу. Я начал замерзать, а продавщицы все не было. Я продолжал рассматривать деда. По многим мелочам я догадался, что дед не алкаш, он просто старый измученный бедностью и старостью человек. И еще я просто явно почувствовал, что дед стесняется теперешнего своего положения за чертой бедности.

Я буквально силой впихнул деду в руки цветы, торт и вино, развернулся, и вытирая глаза сделал шаг к выходу.
- Мы…мы…45 лет вместе… она заболела….я не мог, ее оставить сегодня без подарка, - тихо сказал дед, спасибо тебе...
Я бежал, даже не понимая куда бегу. Слезы сами текли из моих глаз…

Я хочу, чтоб этот мир стал чуточку добрей...

Автор неизвестен.

Добавлено (03.02.2009, 15:19)
---------------------------------------------
Невольно зажмурив от страха перед неизведанным глаза, Майка ухватилась за ручку тяжелой стеклянной двери и буквально вплыла в кафе. И тут она впервые по-настоящему почувствовала себя рыбкой, такой малюсенькой-малюсенькой рыбешкой, выброшенной из родного, знакомого аквариума в огромный и чужой океан, окативший её с ног до головы ледяной волной и оглушивший шумом прибоя. Волшебная тишина и спокойствие, в которые Майка так мечтала окунуться, стоя снаружи, исчезли, как исчезает след маленькой детской ножки на морском берегу от набежавшей волны. Внутри гремело всё: пронзительно кричала музыка, дребезжали на разные голоса поднимаемые и опускаемые бокалы и рюмки, а люди из молчаливых рыбок превратились в ненасытных орущих чаек. Кафе штормило, и Майка почувствовала себя страшно неуютно, однако решила довести начатое до конца. Медленно, но отважно она поплыла мимо столиков, хотя никто из сидящих не обращал на нее никакого внимания, лишь один раз высокая официантка со злым сосредоточенным лицом бросила на ходу: «Девочка, ты с кем? Не мешайся под ногами!».
Сладостная мечта оборачивалась кошмаром, она разбивалась на мелкие осколки, и каждый из них не давал Майке покоя, мешая и царапаясь, словно камушек, попавший в туфельку. Ей хотелось зарыдать, да так громко, чтобы все эти люди в один миг замолчали, застыли, и может быть тогда Майке удалось бы вернуть то очарование тайны, которое сейчас казалось безвозвратно потерянным.
Майка уже решила покинуть эту жуткую пещеру, когда в глубине зала она увидела ЭТО. То, что заставило ее забыть и о шуме, царящем вокруг, и о людях, ставших разом такими неинтересными. «Этим» оказался аквариум, но как же он был не похож на тот, что стоял в классе! Насмешка, пародия. Стекло было замусоленным, точно кто-то постоянно лапал его грязными жирными руками. Водорослей почти не было, а на поверхности воды плавал окурок от сигареты. Подойдя поближе, Майка попыталась найти в нем веселых рыбок, но казалось, аквариум вымер. Перед ней была мертвая пустыня, иссушенная не палящим солнцем, а людским равнодушием.
С тоской Майка пыталась уловить в воде хоть малейший признак жизни. Неужели никого не осталось? Напряженно вглядываясь, минуты через две она всё-таки сумела различить прятавшуюся в камнях серенькую рыбку. Еле заметную, напуганную и совсем-совсем одинокую.
Майка не задумываясь опустила в воду свою детскую ручку, и, будто почувствовав родственную душу, рыбка доверчиво выплыла навстречу и уместилась на раскрытой Майкиной ладошке. Схватив с соседнего стола стакан, Майка быстро зачерпнула им аквариумной воды и очень осторожно, бережно впустила в него свою новую подружку…
…Из кафе они вышли вдвоем. Они шли, а может быть, плыли, навстречу новой мечте, одной на двоих.

И вот как-то под вечер в одном из купе собирается мужская компания, и кто-то предлагает, чтобы каждый по очереди рассказал «самый страшный случай из своей жизни». Чего-чего, а страшного за спиной у каждого немало. Один горел в самолете, другой — в танке, третий чуть не погиб на торпедированной подводной лодке. Еще одного расстреливали, и он, с пробитым насквозь легким, трое суток пролежал под горой мертвецов.

В дверях купе стоит, слушает немолодой, маленький и худенький, как подросток, человек в форме гражданского летчика. Засунув руки в боковые карманы своей кожаной коричневой курточки, он курит толстую дорогую папиросу, перекидывает ее то и дело из одного угла рта в другой и, прижимаясь затылком к косяку двери, резко и нервно выбрасывает в потолок густую струю синего дыма. Слушает он, почти не глядя на рассказчика, но, чем дольше слушает, тем сильнее волнуется, тем чаще и глубже затягивается...

Внезапно лицо его наливается кровью, он делает несколько быстрых, лихорадочных затяжек, торопливо и даже судорожно запихивает папиросу в набитый окурками металлический ящичек на стене и, повернувшись к рассказчику, перебивает его:
— Ст-той! П-погоди! Д-дай мне!..
Губы его прыгают. Лицо дергается. Он — заика, каждое слово выталкивается из него, как пробка из бутылки.
— С-самое ст-трашное? — говорит он и кривит губы, делает попытку изобразить ироническую усмешку.
— Самое страшное, да? Т-тонули, говоришь? Г-горели? С м-мертвецами лежали? Я т-тоже т-тонул. Я тоже г-горел. И с покойниками в об-б-бнимочку лежал. А в-вот с-самое ст-трашное — это когда я в сорок втором году письмо получил из Ленинграда — от сынишки... д-д-десятилетнего: «П-п-папочка, — пишет, — ты нас п-прости с Анюткой... м-мы в-вчера т-т-в-вои к-кожаные п-перчатки св-варили и с-с-съели»...

Алексей Пантелеев, «Маленькие рассказы», 1962 г.

обман и прочее вранье здесь пролетает
клавиатура кое что конечно исправляет
в инете можешь быть хоть богом
при всем при этом в жизни все идёт не важным ходом

чего здесь не захочешь ,все твоё
похожа сеть на лучший сон
и каждый наравит здесь выкрикнуть моё
но правда выглядит вся эта мерзость как притон

Здесь все мы как отдельная частица одно ядра
Здесь все в порядке,мы как онлайн семья
Здесь в этой кучке мусора нам нечего искать
Сеть Интернет нас заставляет реальность променять

так вот мораль проста как пять рублей
залазя люди в интернет не забывайте про семью и про друзей

«Может, показалось», - подумал я, но через мгновение понял, что попал в беду. Не знаю, может быть, кому-то это покажется забавным и смешным, но мне в тот момент было не до смеха. Я превратился в кота. Да, в обыкновенного серого кота, которые шныряют у нас по подъезду. Я обернулся, за моей спиной громадное колесо моей «шестёрки». Хотя теперь какая к чёрту спина. Я стоял на четырёх лапах, а сзади меня болтался длинный хвост. Я сделал попытку пошевелить им, и к моему ужасу это удалось. Хвост встал трубой. Даже в обличии кота я сообразил, что этот пафос ни к чему доброму не приведёт. Медленно опустив хвост, так чтобы не испачкать его об асфальт, я двинулся в сторону подъезда. На лавочке сидели подростки и две старушки, следившие за тем, чтобы молодёжь не швыряла шелуху от семечек на асфальт.

Разрази меня гром, там же находились мои дети. Васька, четырнадцати лет, и двенадцатилетняя дочь Маша. До двери в подъезд оставалось меньше трёх метров, как одна из старушек неожиданно завопила:
- Куда прёшь, скотина? Ну-ка брысь отседа! Брысь, кому сказала!
- Чужак, что ль? – прищурившись, прошамкала подслеповатая старуха.
- Чужой, Петровна! Я наших котов усех знаю.

Я от греха подальше отошёл. Ну, уж если без прикрас, то правильнее будет сказать, отскочил. Ибо злобная старушка замахнулась на меня палкой. «Как её зовут? – вспоминал я. – Ну, надо же. Сколько раз мимо проходил, и не познакомился. А она ведь у нас лет сто живёт. По-моему на четырнадцатом этаже. Какая досада. Даже имени не знаю… А вторую, так кажется и не встречал ни разу, или просто не обращал внимания. Хотя толку-то? Ну и знал бы я их имена. И что?»

Я зашёл за угол и попытался произнести человеческое слово. И что вы думаете? Хм. А что тут думать. Возьмите своего кота и заставьте его сказать хоть одно словечко. Теперь я знаю, почему у меня под окном иногда плачут коты. Они пытаются говорить, может вот в такую же беду попали, как я. Я мяукал, шипел, урчал, даже помурлыкал немного, хотя мурлыкание было фальшивым. Мне хотелось орать как оглашенному. Хотелось плакать. И было втройне обидно, что я не мог выдавить из себя ни одной слезинки.

Продолжая свои логопедические опыты под кустом сирени, я вдруг услышал за спиной, ну или за хвостом (я же по привычке говорю), шаги. Опасаясь, чтобы бабка не огрела меня палкой, я прыгнул в гущу веток. Раньше я думал, почему коты не даются в руки людям. И вдруг я услышал до боли знакомый голос своей дочери. Вот когда мне по-настоящему захотелось разрыдаться, но я только жалобно мяукнул, всё пытаясь произнести людское слово.

Люди! Я вдруг вспомнил, как наказал свою дочь вот за точно такой поступок. Она схватила на прогулке незнакомого кота и поцеловала его в лоб. Может, то был я? А я лишил её похода в кино и дома запретил смотреть мультики. А Маша, моя миленькая Маша, горько плакала и убеждала меня, что котик тот домашний, потому что, дескать был ухоженный и чистый. «Помогут ли мне сегодня её аргументы?» – подумал я и вдруг увидел, как к кусту пробирается мой Васька.

- Ты что тут делаешь? – грозно спросил он у сестры.
- Ничего, - тихо ответила Маша и прижала меня к груди.
- Не ври, - прикрикнул брат. – А ну покажи, что там у тебя? – Он рукой взял Машу за плечо и с силой развернул её.
- Дурак, мне больно! – вскрикнула Маша.
- А ну брось этого бродягу! – потребовал Василий. – Немедленно отпусти его.
- Никакой он не бродяга, - возразила Маша. – Он чистенький и ухоженный. Наверное, из соседнего дома к нам пришёл. Или заблудился. Я возьму его домой.

«Спасибо тебе моя доченька, - мысленно благодарил я Машу. – Какая ты у меня добрая. Прости, что я тогда не пустил тебя в кино и запретил телевизор смотреть. Прости меня, старого дурака…»

- Ага, держи карман шире, - рассмеялся Васька. – Кто же тебе разрешит-то его домой принести. Тебя «пахан» из дому вместе с твоим кошаком выпрет.

«Вот, значит, Васёк, как ты за глаза папу называешь? Интересно-интересно…»

- Папа мне обещал завести котика, - соврала Машка. Но впервые в жизни, я был благодарен ей за откровенное вранье.
- Не сочиняй! – ухмыльнулся Вася. – Батя ненавидит котов.
- Я не сочиняю, - упёрлась Маша. – Вот приедет папа, спросишь у него.

Машка, видимо, просто тянула время и не хотела расставаться со мной, вернее с котом. Я-то ей как раз сейчас и был ни к чему.

- Ладно, - Васька отвернулся и пошёл к лавочке. – Посмотрим.

«Надолго я превратился в кота? – горько размышлял я. – Господи! – вдруг оторопел я от ужаса. – А вдруг это навсегда? Нет-нет-нет… такого не может быть. Да что ж это в самом деле творится? Первый раз такое слышу и вижу, чтобы среди белого дня человека превратили в кота. Да и разве такое возможно? Мы что в сказке какой живём? Впрочем, наша жизнь – ещё хуже сказки, » - махнул я рукой, в смысле лапой.

- Ой ты мой маленький, - радостно всплеснула Маша. Лапку мне даёшь? Поиграть хочешь? Пошли со мной. Ты, наверное, кушать хочешь?

- Мяу, - ответил я, подразумевая: «Конечно, хочу! Ещё как хочу. Я сегодня без обеда…»

«А в холодильнике действительно дожидаются меня несколько бутылочек пива. Я сегодня утром чуть слюной на подавился, но на работу нужно было срочно ехать…»

Маша, гордо подняв голову, заявила старушкам:

- Это наш кот! Нам его подарили.

- А что-то мы его раньше не видели, - прошамкала старуха с палкой.

- А нам его недавно подарили, - ответила Маша и занесла меня в подъезд.

Добравшись на лифте до своей лестничной площадки, я жалобно мяукнул. Перевожу:

- Теперь, доченька, самое страшно испытание. Как мама отнесётся к незваному гостю?

Маша, словно поняв мой котейский язык, сказала:

- Как бы тебя назвать, миленький? У тебя имя-то есть?
- Мяу.
- Ну, это не имя, - возразила дочь. – Так все коты говорят. Назову-ка я тебя Тоша. Классно?
- Мя-я-я-я-у! - Я чуть не поперхнулся. Если бы коты могли удивляться, мои глаза выскочили бы из орбит. Сегодня на работе меня бухгалтерша не с того ни с сего назвала меня Тошей. Вообще-то, меня зовут Антоном Степановичем. Но с чего это вдруг эта толстая корова назвала меня Тошей. Господи боже мой! А может она меня и заколдовала? Или как там говорят , приворожила? Но… зачем ей кот? Или в отместку? Вот сука! Мяу твою мать…
- Вот и хорошо! – дочь по-своему переводила мои междометия. Она позвонила в дверь. Через полминуты на пороге стояла моя жена с перекошенным лицом.

- Это ещё что за чума? – брезгливо произнесла она.

«Эх, Наташка, сама ты чума! – с обидой промяукал я. – Посмотри внимательно! Это же я, муж твой, Антон.»

- Мама, мне подарили котика. Смотри какой симпатюля! – ворковала Маша.
- И ты хочешь, чтобы я впустила это кошмарное животное в квартиру? – Наталья выпятила губу и туфлёй ткнула мне в лицо, то бишь в морду. – Ни-за-что!
- Мяу-мяу! – сказал я тихо, что в переводе значило: Машенька, не сдавайся, убеждай маму. Говори, что папа разрешил и т.д. и т.п. Только не выгоняйте меня на улицу. Я же не настоящий кот, я там пропаду. Наташенька, пожалей. Блин, ну почему у меня нет слёз?
- Мамочка, - услышала мои кошачьи молитвы Маша, - ну, пожалуйста. Ты только взгляни, какой он красивый.

«Что бы такое сделать, чтобы Наталья согласилась с Машей? Чем поразить её воображение?»

Мне пришла отчаянная мысль. Я сел на задницу и помахал жене лапой

- Хорошо! Пусть пока поживёт у мусоропровода на лестничной площадке.

«Эх, и сука же ты, Наташка, да что ж ты, стерва, такое говоришь? Какой мусоропровод? Не я ли я двадцать лет пахал как проклятый, чтобы ты вот выглядела такой красивой и ухоженной. А ты меня на лестничную площадку…. Люди, да что ж это творится такое!»

- Мяу-мяу-мяу… - кричал я.
- Мама, можно я ему молочка налью, - спросила Маша.
- Ну, налей, - разрешила Наташка и добавила: только в квартиру его не впускай.

«Да. Точно придётся сегодня ночевать на площадке. Во она и началась бомжовская жизнь. Господи, да за что мне такое наказание?!»

Через полчаса жена куда-то ушла. Ещё раз предупредив Марию, чтобы та не вздумала заводить меня в квартиру, она вошла в лифт.

Машка, конечно так и послушалась маму. Через минуту я уже сидел на своём собственном диване. Какой же это кайф, просто сидеть на своём диване. Я упал на спину и стал кататься. Машка радостно хлопала в ладоши. Мы стали носиться по квартире. Затем я растянулся в своей спальне на кровати и уснул.

О, ужас! Когда я открыл глаза, на меня в упор смотрела жена, а в руках у неё была сковородка. Я почувствовал, что она сейчас меня огреет, и от страха зажмурился.

- Антон, - донеслось до меня. – А ты чего это так рано улёгся спать? А я в магазин сходила, вот сковородку в рекламе видела. Говорят, супер-посудина. Сейчас испытаю.

Я посмотрел по сторонам, затем на свои лапы… тьфу чёрт, на руки. Подскочил с кровати и бросился к зеркалу. Всё в порядке. Ура! Всё в порядке! Фу…

В дверь постучали. Вошла Маша с огромным котом на руках.

- Папочка, мне подарили котика. (Я-то знаю, что она соврала) Можно он у нас поживёт?

- Ты в своём уме , Маша.., - возмутилась мать. Но я перебил:
- Можно, Мария. Конечно, можно! – у меня на глазах выступили слёзы.

За спиной у Маши маячил Василий с удивлённым лицом.
- Спасибо, папочка, - Мария подбежала ко мне и неуклюже поцеловала меня в подбородок. Затем обернувшись, крикнула: - Ну что, Васёк! А ты не верил.

- Ну ладно, - пожала плечами жена. – Если папа не против, пусть живёт…

Как я был счастлив в эту минуту! Люди, как же хорошо быть человеком!